Нир.
Нир лежал в кровати и изо всех сил пытался заснуть.
На левом боку мешала левая рука, почему-то некуда её было девать. На правом лежать было невозможно, на соседней подушке устроилась кошка Мици. Спать, уткнувшись в её жаркий бок лицом было, конечно, совершенно нелогично.
Нир, не питая особых иллюзий, перевернулся на живот, зная заранее, что эта попытка обречена на провал — лежать на животе ему всегда мешал, собственно, сам живот.
Пришлось лечь на спину.
Нир лежал на спине и потел, глядя в потолок. Вместо овец он считал струйки пота, которые, одна за другой, скатывались с его лба назад, прямо по блестящей даже в темноте лысине, и впитывались в простыню.
Простыня становилась всё более влажной, а сна не было ни в одном глазу. Нир сел на кровати и раздражённо сказал непонятно кому: «Ну что за фигня!» В тишине сельской ночи его голос прозвучал, как раскат грома, и даже разбудил Тхину, любимую пожилую дворнягу, спавшую под кроватью.
Тхина приветливо махнула хвостом, и Нир обречённо включил свет. Он уже знал, что надо делать.
Ещё в бытность свою офицером, во время Второй Ливанской, Нир нашёл рецепт борьбы с бессонницей. Тогда это был вопрос выживания: если не удавалось использовать те считанные часы, что выделялись на сон, по назначению, каждый следующий день становился ещё более невыносимым, чем предыдущий. Нир обнаружил, что если быстро перебрать в голове все события прошедшего дня, то он, скорее всего, сможет зацепиться именно за то, которое тревожит, свербит и зудит, мешая заснуть. Главное, ничего не забыть: как оказалось, причиной бессонницы мог стать укус комара с утра пораньше или сухой и безвкусный шницель на обед.
Нир побрёл на кухню, налил себе кофе, уселся в кресло и стал вспоминать сегодняшний день.
Обыкновенное утро, ничего особенного.
Встал вовремя, накормил зверей, выпустил Тхину погулять.
Хотел надеть халат с котиками, который ему подарила сестра, но он оказался тесноват, и пришлось влезть в свой обычный белый.
Съел крайне удачный бутерброд на завтрак (авокадо с тофу и много перца, надо запомнить).
По дороге в клинику слушал в машине подкаст про серийных убийц, как всегда. Утро выдалось тихим: несколько собак привели на рутинные прививки, потом звонила растерянная женщина, у которой заболела крыса. Направил её к коллеге, специалисту по грызунам. Ещё звонок — подростки нашли птенцов какой-то странной птицы, по описанию, видимо, сойки. Их отправил в центр защиты природы, там занимаются дикими животными.
Потом принесли роскошного амазона на проверку. Неделю назад Нир его госпитализировал у себя в кабинете, и три дня там практически ночевал, выпаивая птицу водой и лекарствами. Амазон ожил, обнаглел, и цапнул Нира за мизинец, после чего было решено отправить его домой. И вот сегодня он снова оказался в клинике — хозяин захотел удостовериться, что с любимчиком всё в порядке.
А потом… потом была кошка.
Нир сделал большой глоток из кружки. Кажется, нашёл.
Кошку принесла приятная женщина. Её имени он не запомнил, а вот кошкино врезалось в память накрепко. Её звали странно: Машка. Нир ещё тогда подумал, что у русских все женские имена заканчиваются на звук «а», даже кошачьи. Кошке было 18 лет. Её направили в клинику Нира из другой, поменьше, так как у него была лицензия на эвтаназию животных. Нир вспомнил, что хозяйка кошки ещё удивилась: «Разве это не называется просто «усыпить»? Надо же, и ведь правда, это акт гуманизма с нашей стороны.»
Машка была явно очень любимой кошкой. Через руки Нира проходило десятки разнообразных животных ежедневно, залюбленных зверей он узнавал всегда. Даже по самым вредным, вечно лающим мелким шавкам, и по норовящим выцарапать всем глаза, слегка безумным кошакам, было видно, любили их, или просто терпели. Машку любили, очень.
Машка была очень слаба. У неё был рак, опухоль разрослась и давила на внутренние органы. Оперировать не было смысла — в её почтенном возрасте Машка бы не перенесла такую сложную операцию. Судя по истории болезни, хозяйка тянула Машку, как могла, уже несколько месяцев: помогала ей ходить в туалет, кормила с рук. Но сегодня Машкина хозяйка приняла тяжелейшее решение отпустить, Машке становилось всё хуже, и дальнейшая жизнь казалась уже не жизнью, a мучением для животного.
Хозяйка держалась молодцом. Подписав бумаги, она вдруг подняла на Нира глаза и сказала: «А знаешь, она ведь родилась у меня на руках. И теперь у меня на руках умрёт. Это, наверное, хорошо.»
Нир внёс данные в компьютер, клацая по мокрой клавиатуре. Он сначала не понял, откуда там вода. Только когда хозяйка протянула ему бумажную салфетку, он осознал, что плачет о Машке вместе с ней.
После того, как Нир попрощался с Машкой, он не мог ни на чём сосредоточиться. Спокойное, печальное лицо её хозяйки стояло перед глазами Нира.
Потом внезапно привели срочный случай — молодого пса с высокой температурой, и Нир скакал вокруг него битый час, пытаясь накормить псину жаропонижающими, сделать все необходимые анализы в срочном порядке и одновременно успокоить тревожного и испуганного хозяина. Машка вылетела из головы Нира, а вот теперь вернулась, и не давала Ниру заснуть.
«Всё-таки люди — просто идиоты!» — подумал Нир, бредя к кровати. «Заводят себе людей, детей, любимых взрослых..» — раздражённо бормоча себе под нос, Нир улёгся поудобнее. Тхина залезла под кровать.
«Это же совершенно невыносимо! Куски тебя будто ходят сами по себе, живут своей отдельной жизнью.» — Мици свернулась клубком у Нира в ногах, и он наконец-то смог лечь на правый бок.
«Потом они ввязываются в неприятности, болеют, страдают, а мы сходим с ума! Ну это же сущий идиотизм! Зачем оно нам далось вообще?» — с этой мыслью Нир крепко уснул.