[со страниц 69-71]

Остановка.

Я стояла на остановке и пыталась понять, откуда здесь электрички. Насколько я знала, в округе не было железной дороги. В какой-то момент я осознала, что эти ритмичные и гулкие звуки, напоминающие стук колёс по рельсам, существовали внутри меня. Сердце билось быстро и громко. Мне было очень страшно.

Я стояла на остановке в зелёной форме и с рюкзаком. В рюкзаке лежал кошелёк на липучке. В кошельке было 5 шекелей, бесполезная банковская карта и удостоверение военнослужащей, служившее одновременно проездным. Надежды на то, что приедет нужный мне автобус, не было никакой. Судя по расписанию, ближайший должен был появиться на этом перекрёстке не раньше, чем через полтора часа.

Я стояла на остановке и понимала, что полтора часа — это слишком долго. Мне необходимо было успеть за новым паспортом сегодня. Отдел МВД, где он ждал моей увольнительной уже неделю, закрывался через час и сорок три минуты. Если бы автобус каким-то невероятным чудом материализовался на остановке прямо сейчас, я бы успела. Я бы поднялась по пыльным ступенькам, показала бы водителю волшебное удостоверение, уселась бы на самое заднее сидение (сейчас так безопаснее), воткнула бы в уши новый альбом U2, и как раз к седьмой песне оказалась бы у входа в серое здание, за стенами которого меня ждал мой паспорт.

Я стояла на остановке, с одной стороны — арабская деревушка, с другой — арабский городок, и пыталась сообразить, что делать. Завтра я должна была постирать форму, сложить её в шкаф, надеть джинсы и футболку с Фредди на ней, кинуть в рюкзак чистые трусы, новый диск U2 и соль с Мёртвого Моря, и улететь в последний перед дембелем отпуск. К маме, поэтому пижаму можно было не паковать.

Я стояла на остановке, а вокруг меня стояла Вторая Интифада. Я не до конца понимала, что происходит. Знала только факты. Таль, красавчик из параллельного класса, погиб в теракте, когда ехал домой со своей базы. Торговый центр, где я купила свои любимые черные «Мартенсы», был на ремонте, так как террорист-самоубийца взорвался прямо на входе в него. Дольфи, тель-авивская дискотека, в момент превратившаяся из символа молодости, музыки и бесшабашности в квинтэссенцию боли и потери, не сходила с экранов уже вторую неделю.

Я стояла на остановке и не могла поднять руку, чтобы остановить попутку. Мимо ехали обычные люди, и среди них наверняка были те, кто ехал туда, куда мне было отчаянно надо. Но мне было очень страшно.

Я стояла на остановке, и чувствовала, что подмышки форменной рубашки некрасиво намокли. Мобильник, оттягивающий карман, пискнул из последних сил. И тут около меня остановилась белая Субару. «В Израиле каждая вторая машина — это белая Субару» — подумала я. За рулём сидел мужчина лет пятидесяти. Он открыл окно, и мне в лицо

ударил холодный воздух, щедро напитанный запахами дешевого освежителя и сигаретного дыма. Я разглядела кипу на его голове, и еле сдержалась, чтобы не разрыдаться от облегчения. Оказалось, что он довезёт меня прямо до места назначения, так как держит путь в большой хозяйственный магазин на соседней с отделением МВД улице.

— Только пристегнись! Да, вот так. Отлично. Рюкзак может в багажник? Нет? Так удобно? Точно? Ну ладно, вы, молодёжь, сами знаете, как лучше. Не то что мы. Мы-то ничего не знали. Хорошо, что у нас был Всевышний. Без него мы бы были дураки-дураками. Что смеёшься? Да мне и самому смешно. Но вот так, так мы и жили, да. Эх, люблю я солдат подбирать, особенно сейчас, опасно уж очень. Каждый раз думаю, вот, может ещё одну еврейскую душу спас, мали ли что случилось бы, не остановись я. Вчера вот тоже вёз пацанчика, совсем зелёный, из парашютных войск. Рассказывал мне, как по маминому супу скучает на базе. Так смешно мне, по супу он скучает, вот ведь! А ты не скучаешь по маминому супу? Скучаешь? Ну ничего, сейчас доедешь до дома, она уже тебя накормит, ты же домой едешь небось? Не совсем? Как не совсем? А мама-то где? Как в России? Ну ничего себе, вот дела. А у тебя и акцента-то нет почти. Это ты как без мамы то? Тут и не только по супу соскучишься, да. Как же так, девчонка же ты совсем, ребёнок! Сколько тебе? 19? Нет, вот чего я не пойму, так это зачем девчонкам идти в армию, ты уже меня прости. В 19 лет надо семью создавать, не так? Что молчишь? Всевышний так ближе будет, если не в форме шастать, а в юбке ходить и детей рожать. Это главная задача еврейской женщины всё таки, особенно тут, в еврейской стране. Тебя мама-то этому не учила, в России-то… В смысле далеко она уж больно, чему так девочку научить можно? Мама для девочки важнее всего, ты же сама понимаешь. Вижу, ты умная, глаза-то вон какие смышлёные. И акцента нет, ну надо же! Ты в синагогу то ходишь иногда? Нет? Надо, надо ходить. Ну ничего, мужа найдёшь хорошего, с ним ходить будешь. Или он за тебя ходить будет, пока ты дома. Дети у тебя ой красивые народятся, и точно умные, я же вижу, ты такая сообразительная. Погоди, а как тебя зовут-то? Не слышу, что ты бормочешь? Не стесняйся, громко скажи! Саша? А это что, женское имя? Разве не мужское? Ну надо же… Но надо бы тебе поменять его, конечно, тебе настоящее еврейское имя нужно всё-таки, сама понимаешь. Саша… О! Знаю, точно, меняй-ка ты имя на Сару! Это же почти одно и то же, а гораздо лучше! Правда? Улыбаешься? Нравится? То-то же. Будешь менять, вспомни меня добрым словом, молитвой, Шмуэль меня зовут, можно по-простому Шмули, так меня все зовут, и жена, и дети, и на работе вот… Сара! Какое имя я тебе придумал, а? А?

Я выскочила из машины, едва он притормозил у нужного мне дома. Не поблагодарив, не попрощавшись, даже не захлопнув толком дверь, я кубарем выкатилась на тротуар, благословив себя за мудрое решение не класть рюкзак в багажник. Не оглядываясь, я влетела в здание, взбежала по ступенькам на нужный мне этаж и плюхнулась на стул перед служащей, даже не обратив внимание на бумажный рулон с номерками. Весь процесс занял не больше десяти минут. Кроме меня, в отделении не было людей, мой паспорт ждал меня в конверте, и мне надо было только расписаться «вот тут, и ещё вот здесь». Выпив шесть стаканов ледяной воды из кулера, я вышла из отделения за сорок шесть минут до его закрытия и отправилась ждать автобуса домой.

Я стояла на остановке в зелёной форме и с рюкзаком. В рюкзаке лежал кошелёк на липучке. В кошельке было 5 шекелей, бесполезная банковская карта, удостоверение военнослужащей и новенький паспорт. В паспорт была вклеена моя дурацкая фотография, а справа от неё было напечатано моё имя без ошибок, как в билете на самолёт, я проверила. Александра Клячкина, всё как надо.

Я стояла на остановке и никуда не торопилась.